|
ДЕВУШКИ НАШЕГО
ПОЛКА
В НАШЕМ
ПОЛКУ МНОГО ДЕВУШЕК. Это, конечно, не значит, что их сотня или две. Я говорю—
много, потому что в других полках девушек совсем нет или почти совсем. Поэтому
мы задираем нос.
Все
девушки нашего полка — медички: санитарки, фельдшера, врачи. Разумеется, все
они при соответствующих воинских званиях, начиная от ефрейтора и кончая
капитаном медслужбы, гвардии капитаном. Мы — гвардейцы, и полк наш гвардейский,
и дивизия гвардейская. У нашей дивизии много заслуг и боевой путь довольно
солидный: от Воронежа до Волги и обратно до... Впрочем, об этом после.
При рапорте командарму генерал наш, перечисляя ордена
и названия городов, которые присвоены дивизии, частенько спотыкается и
путается. Но эта путаница приятная и даже вызывает у нашего брата ветерана
гордую улыбку: «Знай наших!» За такую путаницу командарм не делает замечаний
командиру дивизии. Он просто щурится и одним чуть больше приоткрытым глазом
косит на нас, а его усы так и прыгают. И кажется, что вот-вот они упрыгнут со
своего места и тогда все увидят хитрющий смешок командарма.
Девушки
нашего полка красивые. Об этом можете спросить любого из нас. При случае мы
всегда стараемся заглянуть в полковую санроту.
Кроме полковых девушек, у нас есть свои — батальонные.
Их немного. Даже до обидного немного. Всего две. Командир санвзвода Вера
Берестнева, зеленоглазая шатенка с узким интеллигентным лицом, и ее помощница
Фарида Вахитова, которая до смерти любит перевирать русские поговорки и
чуточку, самую малость, завидует красоте своей начальницы и подруги.
— Зачем
тебе быть красивой? — спрашивает Вера. Фарида смотрит ей в глаза и смеется:
— Чтобы позлить Тольку Федорова. Вот зачем.
Толька Федоров — это мой друг. И Фарида неравнодушна к
нему... Если разобраться, то все мы неравнодушны к кому-нибудь из девушек. И
даже, что греха таить, бывает, и ревнуем. Но долго ревновать мы не умеем. При
новой встрече все забывается, и мы охотно прощаем нашим девушкам то, что еще
вчера казалось нам убийственной изменой. Под изменой мы подразумеваем,
например, длительные разговоры с офицерами из других полков или из штаба
дивизии. Они охотно приходят к нам, особенно когда дивизия в обороне или на
отдыхе.
Впрочем,
отдыхаем мы редко. Так уж как-то повелось, что для нашей дивизии всегда
находится прорешка, нуждающаяся в заплатке. Сегодня взламываем вражескую
оборону, завтра форсируем реку и занимаем плацдарм, а еще через день-другой нас
перебрасывают на смену соседней дивизии.
Понятно, что при такой обстановке мы страшно устаем.
Зато беспрерывные бои, оборонительные будни как-то роднят людей, сближают их,
делают их дорогими друг другу. Все время чувствуешь, будто живешь в одной семье
и знаешь, что все о тебе заботятся.
О
нас пекутся наши девушки. Пекутся, можно сказать, по пустякам, но эти пустяки —
пришить чистый подворотничок, залатать дырку, состирнуть носовой платок или
просто сказать душевное слово — трогают нас больше, чем, скажем, телячьи
нежности при свете луны, которая всегда мне кажется почему-то донышком гильзы
крупнокалиберного снаряда.
Четвертый день мы наступаем по густой, вязкой грязи
Заднепровья, похожей на разогретый вар. За день проходим не больше двух-трех
километров. Проходим с боями после недавнего прорыва вражеской обороны на
Днепре. Четвертый день на полах наших шинелей тащим по десятку килограммов
грязи с днепровских полей. И похожи мы на огромные катыши глины, к которым по ребячьей
шутке приставлены человечьи головы.
После
длительной обороны на Днепровском плацдарме и прорыва в нашем полку осталось
несколько десятков человек. Но мы все же движемся вперед.
Остальные полтысячи лежат там, где упали, или нюхают
госпитальный дух, препираясь с врачами и санитарками. Сестры же — статья
особая. С ними раненые никогда почти не ругаются. В них чаще всего влюбляются.
По крайней мере я так думаю.
Хоть мы не особенно грозная сила, но враг все же
отступает. Это уже закон войны. Кто-то должен наступать, а кто-то и отступать.
Наверно, наши фланговые соседи угрожают немцам мешком или клещами. После боев
на Волге каждому фрицу снятся такие штуки.
|