Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка

ОТЧАЯННАЯ   СНАРЯД ВЫХВАТИЛ ЧАСТЬ БРУСТВЕРА и с грохотом швырнул в траншею кучу раскаленного суглинка. Запахло взрывчаткой и горячей землей. Пашка высвободил голову из норки, выкопанной в стенке траншеи, поднялся и... удивился. Из лощины поднималась незнакомая девушка. Она глядела себе под ноги, словно собирала цветы.

— Так ты не ранен? — Ранен? Нет, я контуженный. Иди, милая, иди!. Я уж сам как-нибудь справлюсь.

Идти, а как? Будь что будет. Она поворачивается и делает первый шаг в сторону колючки. Еще шаг... еще. Хочется обернуться, внутреннее чутье подсказывает, что этого делать нельзя: солдат может выстрелить ей в лицо. Он может выстрелить и сейчас, наверно, уже поднял карабин.

Аня невольно ускоряет шаги, направляясь в проход между колючкой. Вой снарядов, рвущихся где-то далеко позади, заглушает стук сердца. Разрывы снова приблизились. Девушка втягивает голову в плечи и спрыгивает в немецкие окопы. В самый последний момент пилотка слетает с головы, что-то горячее обжигает волосы. Короткий пронзительный свист — и ее ударяет раскаленная волна воздуха.

Что это, осколок, пуля? Девушка подбирает пилотку и разглядывает лоскут, вырванный явно не осколком. Она знает, что снаряд разорвался чуть-чуть позже. Значит, тот жирный все же выстрелил.

Аня выглядывает из окопа и видит бегущих Захарова и Давлетбаева. Вот они подбегают к той воронке, нагибаются, разглядывают что-то.

— Я здесь! — радостно кричит Аня.

Санитары; осторожно переставляя ноги, подходят к ней. Давлетбаев раскраснелся, капельки пота блестят у него на носу.

— Пантюхина накрыло, — сообщает он.

Аня молча слушает его. Пантюхин это тот, что стрелял в нее. Почему-то Ане делается больно и неловко, словно она виновата в гибели солдата.

— Благодарить вас велел тойный лейтенант, — переступая с ноги на ногу, прогудел Захаров. — Тут и на мины напороться недолго, — добавил он.

Аня понимает, что шла по минному полю — и ей становится жарко. Она расстегнула ворот гимнастерки, обнажив красивую шею с синими прожилками вен.

Только теперь она замечает вокруг себя трупы в незнакомых сизых мундирах.

—   Пошли! — говорит Аня.

—   Пошли! — бойко соглашается Давлетбаев.

Бой передвигается на вторую, потом на третью траншею вражеских укреплений. Аня бегает от раненого к раненому, перевязывает, отправляет в тыл. Сегодня она забыла о себе, о пище, о глотке воды. Давно уже взмокла гимнастерка, тяжелые пласты глины налипли к подошвам сапог, руки покрылись пятнами запекшейся крови.

С ободряющим воем проносятся краснозвездные штурмовики «илы». Они бомбят тылы вражеской обороны. Враг уже не огрызается, он спешно отходит. Стрекот автоматов и хлопки гранат отдаляются все дальше.

Аня пытается догнать роту, увидеть Шкалябина, но раненых не бросишь. Ей на помощь подоспела со своими помощниками Шура. Она выглядит сегодня тоже необычно. Без того большие глаза на скуластом лице стали еще больше. Яркий румянец залил щеки. Ей идет этот румянец, она стала красивее и... злее.

Шура подходит к Ане. Обе девушки немного смущаются.

—    Привыкаешь? — спрашивает Шура. Аня кивает головой и краснеет.