ОТЧАЯННАЯ
СНАРЯД ВЫХВАТИЛ ЧАСТЬ БРУСТВЕРА и с грохотом швырнул в
траншею кучу раскаленного суглинка. Запахло взрывчаткой и горячей землей.
Пашка высвободил голову из норки, выкопанной в стенке
траншеи, поднялся и... удивился. Из лощины поднималась незнакомая девушка. Она
глядела себе под ноги, словно собирала цветы.
— Мы
не боялся, — заверил ее Давлетбаев. — Вот.
Кто-то
пытался засмеяться, но Шкалябин предостерегающе приложил палец к губам: «Тихо,
товарищи!» Гребцы, осторожно взмахивая веслами, сбавили ход. Задние лодки приблизились.
До берега оставалось метров пятьдесят. Враг молчал. И это молчание еще больше
усиливало напряжение.
Аня
посмотрела на Пашку, который то вскакивал на ноги, то снова садился. Ему не
терпелось высадиться первым. Рогачев, наклонившись к командиру первого взвода,
что-то говорил. Шкалябин больше не оборачивался. Аня смотрела на его затылок и
мысленно повторяла: «Все будет хорошо, все будет хорошо...» Она недоговорила.
Высокий столб воды вздыбился между лодками, и почти одновременно грохнули
выстрел и разрыв. Стреляли из пушки прямой наводкой.
—
Вперед! — крикнул лейтенант, показывая под кручу берега.
Лодку подбросило, потом как-то боком отшвырнуло в сторону.
Аня уцепилась за ногу Красильникова, который чуть не свалился в воду. Крики
справа заставили всех обернуться.
Разрывом
снаряда опрокинуло одну из лодок. Лодка, подбрасываемая волнами, плыла вверх
дном. Рядом с ней показалось несколько голов.
—
К берегу!— скомандовал Шкалябин.
Аня
никак не могла понять, чью же лодку опрокинуло. Ту, где сидел Рогачев, или где
Пашка с Колей Крыжанрвским? Но все равно надо идти на помощь. Было ясно, что
кто-то тонул.
Свинцовая
струя пулеметной очереди с шипом врезалась рядом, с лодками.
— Спа... спаси... те — крикнул кто-то. Этот крик точно
подхестнул девушку.
— Быстрей,
товарищи!— торопил Шкалябин.
Аня
посмотрела на лейтенанта и, бросив санитарную сумку Рафику, переметнулась через
борт лодки.
Уже
в воде она еще раз обернулась к Шкалябину: «Все будет хорошо, береги себя». Он
широко раскрытыми глазами следил за каждым ее движением и время от времени
нажимал на спуск автомата.
Пашка захлебывался. Течение относило его все дальше и
дальше. Иногда в глазах появлялся желтый свет, и он на какой-то миг терял
сознание. Неужели это конец? А ведь так близко было до цели.
Напрягая
последние силы, он выныривал, глотал воздух и снова погружался с головой.
Желтело в глазах, ощущение зыбкой качки гасило сознание. И все же он боролся. Молодое
сильное тело не хотело смерти. По крайней мере, такой смерти. Добро бы: от пули
или в рукопашной. Нет, он хочет жить. Еще много надо сделать, еще много: надо
сказать той зеленоглазой... Почему он не научился плавать?!
С
каждым усилием руки наливались свинцовой тяжестью. Дно, точно магнит,
притягивало к себе, а там вверху такое голубое небо. Нет, нет, еще раз увидеть
эту синь, еще раз глотнуть воздух... А в глазах желто, желто... Ноги тяжелеют,
набухают... Желтизна чернеет... Зыбко... зыбко... как на качелях...
Аня
не сразу увидела Пашку. Среди пилоток, плащ-палаток, не успевших затонуть,
трудно было разобраться. Несколько солдат, уцепившихся за перевернутую лодку,
подгребали к берегу.
—
Анька! — узнала она голос Коли Крыжановского. — Куда?
Коля, не выпуская из рук автомата, плыл на боку.
—
|