Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка


ОТЧАЯННАЯ   СНАРЯД ВЫХВАТИЛ ЧАСТЬ БРУСТВЕРА и с грохотом швырнул в траншею кучу раскаленного суглинка. Запахло взрывчаткой и горячей землей. Пашка высвободил голову из норки, выкопанной в стенке траншеи, поднялся и... удивился. Из лощины поднималась незнакомая девушка. Она глядела себе под ноги, словно собирала цветы.

Пошел! — Подполковник, глядя на часы, поднял руку, точно судья, объявляющий о начале старта.

Красильников резко оттолкнулся веслом, лодка покачнулась, поплыла. Остальные пять лодок двинулись за ней. Аня оглянулась. Вот там, во второй лодке справа, сидят Пашка, Коля Крыжановский, Гришаня и еще четверо солдат. И вдруг в одной из лодок девушка заметила Рогачева. Он, как и Шкалябин, сидел на носу и смотрел вперед. Комсорг тоже был без шинели, в руках сжимал автомат. «Оказывается, комсорги не только говорить умеют», — подумала Аня.

— Поднажмите, ребята! — распорядился Шкалябин. Лодка круто вырвалась вперед. Какое-то новое, еще не испытанное ощущение овладело Аней. Что-то среднее между полнейшим безразличием и сонливостью. Но если бы ей сказали: «Ложись, отдохни!» — она бы наверняка отказалась. Такое состояние бывает, когда человек не в силах предотвратить надвигающуюся опасность. Аня обернулась, посмотрела назад. На берегу еще стояли командир полка, Савельев, Шура и много других офицеров. А далеко за ними розовело небо, занималась заря. Тучи уходили на запад. Девушка зачерпнула ладошкой воду, обтерла лицо. Сегодня она должна написать матери письмо. Это так же необходимо, как, скажем, разговаривать, смеяться, двигаться.

— Чего задумалась, Анна?

Ане положительно нравилось, что Красильников называет ее полным именем.

—Нет, я ничего, так просто. Водичка хорошая, освежает.     .

— А-а. Пожалуй, тоже надо ополоснуться. — И Красильников, перегнувшись через корму, где сидел, окунулся чуть ли не с головой.

   Правда твоя, водица что надо. Польская водица. — По его черным усам скатывались маленькие струйки и падали на гимнастерку, от которой шел легкий парок.

   Вот бы посчитать, товарищ лейтенант, — обратился он к Шкалябину, — сколь рек переплыли.

   Много, Красильников, очень много, — ответил командир роты, глядя на Аню.

Сегодня он в первый раз решился так посмотреть на нее. Девушка давно уже заметила, что во время боя он избегает встречаться с ней глазами. Наверно, боится высказать волнение. А что он волнуется — сомнений быть не может. Все волнуются. И Аня, и Рафик, и Красильников, и другие солдаты, сидящие в лодке. Аня улыбнулась: «Не беспокойся, все будет хорошо!» — «Я беспокоюсь не за себя», — ответили его глаза. Напряжение росло. Лодка выходила на середину, реки. Ее стало относить течением. Гребцы нервно взмахивали веслами, не попадая в такт. — Спокойнее, хлопцы! — предупредил лейтенант.

Ане хотелось чем-нибудь помочь этим людям ослабить охватившее всех напряжение. А чем? Что она может? Взять весло и грести самой? Нет, это не поможет! Был бы Алехин, он, конечно, нашел бы что надо сделать. До сих пор молчавший Рафик Давлетбаев вдруг обернулся к Красильникову и стал говорить быстро-быстро:

— Помнишь Днепр? Вот так же плыли... на лодка. Потом нас обстреляли фрицы. А мы что... мы ничего, не струсили. Плывем себе и смеемся. Правда, Красильник?

— Правда твоя, Давлет-бай, — подтвердил сибиряк. — Вот как сейчас, помним Днепр. Знаешь Днепр, Ана?

Девушка кивнула.

 

Пермь: Пермское книжное издательство, 1966.