Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка

ОТЧАЯННАЯ   СНАРЯД ВЫХВАТИЛ ЧАСТЬ БРУСТВЕРА и с грохотом швырнул в траншею кучу раскаленного суглинка. Запахло взрывчаткой и горячей землей. Пашка высвободил голову из норки, выкопанной в стенке траншеи, поднялся и... удивился. Из лощины поднималась незнакомая девушка. Она глядела себе под ноги, словно собирала цветы.

—   Эх, паря, — вздохнул Пашка, прислушиваясь к ударам сердца. «Стучи, выстукивай, трепыхайся... А она? Э-эх!»

Пашка любил помечтать. Его мечты непременно были связаны с красивыми девушками. Как сказочный принц, он похищал красавицу и.увозил ее на необитаемый остров, где обязательно есть его собственный роскошный дворец. А сам, нарядившись в лохмотья или перекинув через плечо звериную шкуру, пел бы для нее, как Алехин, пока она не полюбит его, Пашку Воробьева, красивого парня и бесстрашного солдата. И та красавица, ни дать ни взять, должна походить на Аню Кирееву, прозванную в роте Отчаянной.

Но иногда мечталось по-другому: по-правдошнему, а не по-сказочному. Пусть Аня не любит его, но он совершает сногсшибательный подвиг — какой? — он не мог придумать; о нем пишут в центральных газетах, печатают портреты, где он выглядит красивым и очень серьезным. Потом награждают орденом Ленина и золотой медалью Героя. Дают месячный отпуск домой, и он, используя свой авторитет, берет с собой Аню. Они вместе задерживаются в Москве, посещают театры и Третьяковскую галерею, о которой так много он слышал от дяди-танкиста; люди указывают на него и спрашивают друг друга: «Кто этот молодой человек?», «Вы не знаете гвардии лейтенанта Воробьева? Это же всемирно известный герой!» Ане становится очень стыдно, что раньше не любила его, но сейчас, конечно, она влюблена по уши. Пашка смеется и целует ее...

По плащ-палатке стучали косые струи дождя, скатывались в голенища сапог. Ноги промокли и распарились. Под сапогами хлюпала жидкая грязь. Скоро те же струйки по неведомым лазейкам стали проникать за ворот шинели, просачиваться сквозь одежду.

— Перебесились святые на небесном лабазе! — ворчит Красильников.

— Святые тут ни при чем, это наши зенитки продырявили небо, вот и хлещет почем зря!

Пашка узнает голос Гришани. «Тоже, философ нашелся! Эх, Алехина нет!» — вздыхает Пашка.

Он выпил жгучий ром среди друзей-матросов, и в полупьяном сне он Мэри призывал!

Пашка не запомнил слова песни, но эти две строчки накрепко врезались в память. А все же чудак этот Алеха. Говорит: «Ежели что случится с девкой по твоей вине...». Пашка Воробьев тихо стонет, так тихо, чтобы ненароком не расслышали товарищи. Ведь знал же он других девушек и не боялся их, не тушевался перед ними, как семнадцатилетний пацан.

Позубоскалит, бывало, подурачится или прикинется до смерти обиженным и смотришь — растаяла девка. А здесь — нет! Не сердится, не обижается, но и не допускает до своего сердца. И не гордая вроде бы, простая и его, Пашку, отличает от других, называет другом. Но все это мало устраивает его. Да и он никак не может сделать последний шаг, чтобы приблизиться к ней. Нет, видно, что-то другое надо иметь, помимо смазливого лица. Но что, что?! Ведь он не трус, хотя ничего особенного не сделал, но любит ее, как не любил ни одну из прежних. И все же... Неужели командир роты тут виноват? Может, они встречаются тайком? Но ведь всегда все на виду у всей роты. Никто худого не говорит про них.

Пашка не хочет больше ломать голову. Он выходит из строя, не спрашивая старшину, который сейчас командует взводом, и ждет Аню. Она идет позади и, наверно, промокла до нитки.

Рядом с девушкой Пашка заметил высокую фигуру лейтенанта и снова поспешил занять свое место в строю. Подозрение, что между Аней и Шкалябиным что-то есть, больно хлестнуло по его самолюбию. Пашка опять задумался. Рядом недовольно ворчал на погоду «таежник», чуть впереди срывающимся голосом декламировал сти