Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка

Сто дней, сто ночей МЫ ОТСТУПАЕМ ПО ВЫЖЖЕННОЙ СОЛНЦЕМ степи. Далеко на востоке, у самого горизонта, плавает бурая туча. Семушкин говорит, что там Сталинград. Я ему верю, верю во всем, даже в мелочах. Если сложить мои лета и Подюкова, то почти получится возраст дяди Никиты: так зовут нашего старшего товарища — Семушкина.

Прошу Вас, Пелагеюшка, кланяться от моего имени нашей заведующей и всем сестрам, а еще скажите, что я, Семушкин, не осрамил себя, в грязь лицом не ударил — это могут подтвердить и мои бойцы...

Я от себя в скобках ставлю: «Подтверждаю!»

— ...А ежели доведется живым остаться, то и медаль, может, дадут за наши боевые дела.

Желаю Вам, Пелагея Ильинична, много лет здравствовать. Остаюсь жив и здоров Никита Семушкин.

...Я не нашел нужным менять стиль и слог этого письма и написал так, как мне продиктовал мой друг.

Перечитываю вслух от начала до конца, складываю письмо в треугольник и надписываю адрес.

— Ну, вот и все.

— Спасибо, Митрий. Вовек не забуду твое усердие.

На лице дяди Никиты сияет довольная улыбка, точно он уже встретился с многоуважаемой и любезной Пелагеей Ильиничной.

Во всем городе, как и раньше, пылают костры отдельных боев, крупных и мелких. Дивизия Горшиного наступает в северо-западном направлении, дивизия Люд-ггакова шаг за шагом движется на соединение с дивизией Горшиного.

Из наших окопов хорошо видно, как конвоируют пленных немцев через Волгу, как взад и вперед курсируют группы автомашин — подвозят оружие, боеприпасы, продовольствие, вывозят раненых. Враг еще огрызается, и довольно яростно, но все участники уличных боев знают, что дни его сочтены, что вся группировка фельдмаршала Паулюса дышит на ладан.

Гитлер поддерживает дух окруженной армии, посылая транспортные самолеты Ю-52, которые прилетают ночью и сбрасывают довольно вместительные «бомбы» с продовольствием для поддержания солдатской плоти и газетно-журнальную дребедень — для поднятия духа.

Иногда мы спускаемся вниз и подбираем посылочки фюрера. Уплетая шоколад, мы благодарим немецких летчиков за доставку груза.

Собственно, это мы и наводим их на «цель», пуская ракеты в сторону Волги. Попробуй разбери, где свои. Немецкие газеты и журналы мы иногда рассматриваем — по настроению, но чаще употребляем там, где без бумаги не обойтись. И опять же с благодарностью вспоминаем своих врагов.

— Бесплатная доставка бумаги да еще с патретами самого Гитлера, ха-ха-ха, — ржет Семушкин после очередного посещения какой-нибудь старой воронки.

Сейчас нас трудно узнать. Мы сильно изменились. Даже замкнутый Смураго стал как-то веселее, жизнерадостнее. Только черные виски покрылись снегом седины, да складки возле губ углубились, стали жестче.

Я все же «поговорил» с Журавским. Мы с ним ходили обследовать очередную посылку, сброшенную фашистскими летчиками на лед. Кроме нас, здесь было несколько молодых солдат из новеньких.

Подбирая плитки шоколада, я сказал:

— Жаль Сережку, не дожил до этих деньков. Журавскому каким-то чудом вовсе не досталось лакомства, и он был зол. На мое замечание он ответил:

— Хорошо сделал, что отправился восвояси.

Потом он вырвал из рук молодого солдата плитку шоколада и отправился было обратно. Я подбежал к нему и предложил вернуть взятое. Он ответил: