Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка


Сто дней, сто ночей МЫ ОТСТУПАЕМ ПО ВЫЖЖЕННОЙ СОЛНЦЕМ степи. Далеко на востоке, у самого горизонта, плавает бурая туча. Семушкин говорит, что там Сталинград. Я ему верю, верю во всем, даже в мелочах. Если сложить мои лета и Подюкова, то почти получится возраст дяди Никиты: так зовут нашего старшего товарища — Семушкина.

Семушкин деловито прицеливается и первым открывает огонь. Потом неторопливо щелкает затвором и снова нажимает на спуск. Сережка и я палим напропалую.

Один за другим вспыхивают два фашистских танка. После короткого замешательства фрицы двумя большими группами идут в обход нашей обороны. И тут эта противная тактика «клещей»! Через минуту шквал артиллерийского огня выметает нас из окопов.

Скоро мы перестаем видеть и слышать друг друга. Словно грозовая туча упала на землю.

— Товарищи-и! — как из могилы, доносится голос Федосова. — Отходить вон за те дома-а!

В просветах этой тучи мелькают сизые мундиры врагов.

— Робята, сюды-ы!— кричит нам Семушкин из-за массивного памятника.

Но Подюков, этот дьяволенок, точно прилип к месту. Я дергаю его за рукав.

— Подожди, я... Так... Есть... Еще один, — после каждого выстрела причмокивает он.

Сумерки черной волной захлестывают город, кладбище, степь. Мало-помалу бой утихает. Семушкин тащит нас за дома, где собирается рота. Федосов смотрит на нас и качает головой. Слишком уж мало осталось. Над соседними домами повисают красные и зеленые ракеты. Мы не знаем, кто наши соседи: свои или враг? Лейтенант говорит... Нет, он не говорит о том, что немцам удалось прорваться в город, — мы догадываемся. У меня сильно болит плечо. Это от того, что я много стрелял. Подюков трет себе уши.

— Что случилось? — спрашиваю его.

Он таращит раскосые глаза и глупо улыбается.

   Не слышишь, что ли?

   Звенит... в ушах звенит.

У многих перевязаны руки и головы.

Зенитчики куда-то исчезли. К нам подходит комбат с несколькими бойцами — все, что осталось от других рот. Среди них я узнаю трех бойцов, у которых, как и у нашего Семушкина, фамилии начинаются с буквы «С» — Смураго, Савчук, Ситников.

Комбат отводит лейтенанта в сторону, и они долго о чем-то говорят. Из переулка высовывается танк и, развернувшись, тут же скрывается за домами.

   Немцы! — кричит кто-то.

   Бросьте паниковать! Это наш Т-34, — строго говорит младший лейтенант Бондаренко.

Он сутул, узколиц, с небольшими глубоко посаженными глазами и высоченным белым лбом, прорезанным двумя глубокими морщинами.

Федосов машет нам рукой. Мы устало бредем за командирами по каким-то проулкам, закоулкам, улочкам, пока не выходим к глубокому оврагу, склоны которого пестрят разбитыми крышами глинобитных домиков.

 

Пермь: Пермское книжное издательство, 1966.