Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка

Сто дней, сто ночей МЫ ОТСТУПАЕМ ПО ВЫЖЖЕННОЙ СОЛНЦЕМ степи. Далеко на востоке, у самого горизонта, плавает бурая туча. Семушкин говорит, что там Сталинград. Я ему верю, верю во всем, даже в мелочах. Если сложить мои лета и Подюкова, то почти получится возраст дяди Никиты: так зовут нашего старшего товарища — Семушкина.

Не-емного, — отвечаю я, а сам думаю: «Собаку бы съел вместе со шкурой».

—   А товарищ Федосов подождет вас.

За спиной капитана замечаю лейтенанта. Он кивает головой и улыбается. Его крепкие, белые зубы сверкают даже в темноте.

— Костя, принимай продовольствие, — распоряжается комбат.

Из-за палатки высовывается кудлатая голова повара.

— И накорми товарища Быкова!

Костя легонько поднимает сразу два мешка и затаскивает в другую половину землянки. Я подхожу к дверям и жду.

— Чего торчишь, заходь, — недовольно бросает повар.

Боком протискиваюсь внутрь и сажусь на засаленный чурбан.

— Корми, а чем? Завтрак еще не готов, — ворчит Костя, укладывая на нары два других мешка.

Мне становится обидно. Я встаю и собираюсь выйти,

Повар хватает меня за плечо.

— Ишь ты, какой обидчивый. Так я тебя и отпустил.

Садись и рассказывай.

Наш повар падок до всяких былей и небылиц. Рассказать — это непреложное условие, которое он ставит перед каждым, кто заходит на кухню. Напротив меня булькает котел. Кажется, что он так же недовольно ворчит, как и его хозяин.

— Ну, что буркала-то пялишь, говори.

Он достает полную миску холодной каши и ставит передо мной на дощатый ящик, приспособленный под стол.

— Вот, жри и рассказывай.

Я вытаскиваю свой «кашемет» и уплетаю вчерашнюю кашу за обе щеки.

Костя берет термос и наливает в жестяную банку какую-то жидкость.

— Это заместо кофия, — говорит он.

Я принюхиваюсь. От банки «заместо кофия» пахнет водкой. Пью и закусываю кашей. Потом рассказываю о своих приключениях. Повар смотрит мне в рот, как будто боится не расслышать.

—   Значит, до самого берега подходили?

—   Почти.

Голова тяжелеет, веки делаются толстыми.

—   Меня лейтенант ждет, — наконец говорю я ему.

—   Значит, в трубе чуть труба не пришла?