Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка

Сто дней, сто ночей МЫ ОТСТУПАЕМ ПО ВЫЖЖЕННОЙ СОЛНЦЕМ степи. Далеко на востоке, у самого горизонта, плавает бурая туча. Семушкин говорит, что там Сталинград. Я ему верю, верю во всем, даже в мелочах. Если сложить мои лета и Подюкова, то почти получится возраст дяди Никиты: так зовут нашего старшего товарища — Семушкина.

—   Эх, Серега, Серега, дружок наш! Не пришлось свидеться тебе со своей сестричкой.

—   Ладно, давай. Буду писать, — говорю я и сажусь за стол.

Мои пальцы уже могут держать карандаш. Но прежде чем написать первое слово, я долго обдумываю то, что должен сообщить бабушке Сережки Подюкова. И потом, кто все же эта девочка? Может быть, школьный товарищ, друг? Пока я ломаю голову, приходит старшина и приносит газеты.

—   Здорово, други-приятели!

—   Здравствуйте, товарищ старшина!

—   Новости, новости, — трясет он газетами.— Наши войска закончили окружение сталинградской группировки.

Семушкин часто и мелко моргает, приоткрыв рот.

—   Закончили окружение... — лепечет он.

—   Вот это здорово! — кричу я.

—   Здорово, здорово, други-приятели!

Старшина перенял это обращение к нам от Федосова.

— А еще здоровей... отгадайте, что? — задорно улыбается старшина.

Мы с недоумением смотрим на него.

— Вот! — он достает из кармана какую-то бумажку. — Вот, — добавляет старшина и сует мне в руки небольшой розовый листик.

Я читаю и не верю глазам. Я, Митяйка Быков, завтра должен явиться в штабарм для получения правительственной награды.

—   Это неправда, — выдавливаю я из себя.

—   Вот чудак! — смеется старшина. — Тут же ясно сказано: ты, Федосов, Подюков и Бондаренко должны прибыть...

—   Нет Подюкова, — обрываю я старшину.

—   Знаю, — тихо говорит он. — А ты и Федосов завтра поедете. Ну, бывайте, — говорит старшина и, забыв отдать газеты, уходит.

Я стою посреди комнаты и непонимающе смотрю на захлопнувшуюся за ним дверь.