Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка

Сто дней, сто ночей МЫ ОТСТУПАЕМ ПО ВЫЖЖЕННОЙ СОЛНЦЕМ степи. Далеко на востоке, у самого горизонта, плавает бурая туча. Семушкин говорит, что там Сталинград. Я ему верю, верю во всем, даже в мелочах. Если сложить мои лета и Подюкова, то почти получится возраст дяди Никиты: так зовут нашего старшего товарища — Семушкина.

Видали? — улыбается Смураго.

—   Трещит Гитлер, трещит! — довольно басит дядя Никита.

Над нами гудят двухкилевые «петляковы» в сопровождении «яков» и «лавочкиных». Теперь они целыми днями висят в воздухе.

Мы, запрокинув головы, смотрим на красные звезды наших пикировщиков. Дьявольски хороша эта пятиконечная эмблема. Глядишь на нее и радуешься.

Семушкин что-то хочет сказать мне — это я вижу по его глазам, — но никак не решается..

—   Что, дядя Никита?

—   А так, Митрий, ничего, — упавшим голосом говорит он. — Ты, кажись, опять письмо получил?

—   Ага, от матушки.

—   Это хорошо.

Он отворачивается и достает кисет. И только теперь я вспоминаю, что он, мой друг и приятель Семушкин, ни разу не получал никаких писем. Что он, бессемейный? Бобыль? Или я ошибаюсь? Собственно, что мы знаем друг о друге? И было ли время расспрашивать или рассказывать о себе, о родных о доме? Те недели, которые мы провели в тылу, прошли как-то незаметно быстро. Мы слишком дорожили временем, чтобы распылять его на разговоры. А скорее всего мы просто забывали о своем личном.

— Но я же вижу, дядя Никита: что-то хочешь сказать.

Он вплотную подходит ко мне и шепчет на ухо:

— Дело, Митрий, есть одно... Только требует оно полнейшей тайны...

Я несколько удивлен таким сообщением.

—   Личных дел моих касается, — говорит он, обдавая меня махорочным дымом.

—   А Смураго нельзя?

— Ни-ни, — торопливо перебивает он.

— Ладно, никому не скажу.

— И смеяться не станешь? — Он прищуривает один глаз.

— Дядя Никита»

— Ладно, слушай..

Он швыряет цигарку и, выпустив через ноздри две синие вожжи, начинает.

— Митрий, вот все вы получаете письма, приветы и всякое ласковое обращение. Одному пишет жена, другому мать, третьему невеста и все такое. Был у нас с тобой Сережа, ему бабушка писала, — тут он делает паузу и глядит на чернеющий на дне оврага бугор Сережкиной могилы. — Серега тут ни при чем. Так вот, есть у меня на примете одна.