Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка

Сто дней, сто ночей МЫ ОТСТУПАЕМ ПО ВЫЖЖЕННОЙ СОЛНЦЕМ степи. Далеко на востоке, у самого горизонта, плавает бурая туча. Семушкин говорит, что там Сталинград. Я ему верю, верю во всем, даже в мелочах. Если сложить мои лета и Подюкова, то почти получится возраст дяди Никиты: так зовут нашего старшего товарища — Семушкина.

— А я так думаю, товарищи... — он несколько минут жестикулирует чёрным-пречерным кулаком, словно ловит в воздухе нужные слова, — всему свой черед, всему свое время. — Он разжимает кулак, ребром ладони рассекает воздух и заканчивает: — Сколько лис ни таскал бы курей, а в капкан попадется!

Никто из нас не понял, что он подразумевал под «своим временем», только уверенность бойца как-то оживила всю компанию.

Потом матрос рассказывает о термитных снарядах, которые немцы применяют на «Красном Октябре». Великан и обладатель баса скоро сворачивают в один из глубоких оврагов, где, как говорит рябой, размещается штаб армии во главе с командующим Василием Ивановичем Чуйковым.

— Храбрый генерал! — откликается матрос. — Сам видел, как он ходит по передовой и ничего не. боится.

Я немножко завидую ему, что он все же видел генерала, да еще командующего... «А . мне вот не доводилось видеть генералов», — думаю я про себя.

К переправе я прихожу один. Здесь только что был налет. Кругом разбросаны какие-то тюки, ящики из-под снарядов, мешки с продуктами, бревна, повозки — и все-это вперемешку с трупами людей и.исковерканными тушами лошадей.

Старшину я разыскиваю в одной из крохотных землянок под тройным бревенчатым накатом.

—   Никак Быков?

—   Он самый,— тяжело опускаясь на свободный мешок, отвечаю я.

—   Как у нас там?

—   Держимся.

—   На, пожуй, — говорит старшина и сует мне крепкий душистый сухарь.

Я с жадностью голодного волка принимаюсь за еду. Ездовые с любопытством рассматривают меня и время от времени задают вопросы.

Обратно идем тем же путем. Каждый из нас четверых прет на плече по увесистому мешку. Мне достались сухари. Старшина несет концентраты, ездовые крякают под чем-то более тяжелым. Моя мокрая шинель и без того давит на плечи. Перехватываю мешок то одной, то другой рукой. Я чертыхаюсь и спотыкаюсь, спотыкаюсь и чертыхаюсь.

За моей спиной посвистывает носом старшина.

—   Отдохнем? — предлагаю я.

—   Давай!