Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка

Сто дней, сто ночей МЫ ОТСТУПАЕМ ПО ВЫЖЖЕННОЙ СОЛНЦЕМ степи. Далеко на востоке, у самого горизонта, плавает бурая туча. Семушкин говорит, что там Сталинград. Я ему верю, верю во всем, даже в мелочах. Если сложить мои лета и Подюкова, то почти получится возраст дяди Никиты: так зовут нашего старшего товарища — Семушкина.

К нам подходит Журавский. Он засовывает руки в карманы и, сплюнув сквозь зубы, бросает по нашему адресу:

—   Темнота! Нефть это... Баки, что стояли на берегу, разбомбили немцы.

—   Сами видим, что нефть, — ворчит дядя Никита. — А ты нам не указ.

—   Где уж вам самим догадаться... Не сказал бы, так и думали бы, что вода вспыхнула... Немцы подожгли, мол, чтобы поджарить нас, ха-ха-ха! — хохочет связной.

—   Эх, темнота! — повторяет он и, повернувшись на каблуках, уходит.

Мне хочется поколотить этого выскочку за его постоянную дерзость, и я говорю об этом Подюкову.

— Что его колотить, ткни пальцем — упадет. На то он и ор-ди-на-рец.

Вскоре черная занавесь дыма сливается с наступившими сумерками. Зловещие языки пламени продолжают лизать закопченное небо. Понурые мы заходим в дом.

Всю вторую половину сентября фашисты продолжают свои атаки, но всему фронту.

30 сентября наша разведка доносит о сосредоточении крупных сил противника в районе оврагов Долгий и Крутой районе кладбища поселка «Красный Октябрь», в балке Вишневой. Подходят вновь пополненные части 114-й танковой и 94-й пехотной дивизии противника. Враг готовит новый удар, на этот раз по заводскому району

В первый день октября захватчикам удается снова потеснить дивизию Смехотворова, которая к этому времени занимала оборону по улицам Жмеринской и Угольной до Карусельной и по Айвазовской до Банного оврага. Жестокие бои идут на участках дивизий Батюка и Родимцева, где фашисты пытаются прорваться к Волге и еще раз тем самым разрезать армию. Было видно, что гитлеровское командование после неудач в городском районе начинает прощупывать слабые места в нашей обороне, чтобы нанести окончательный удар.

В жизни фронтового города начинают появляться свои законы. Каждое утро два «мессера» методически облетают весь город. Сперва появляются над Мамаевым курганом, потом идут за Волгу, по направлению Красной Слободы и, сделав разворот, облетают заводы. Через несколько минут выплывает «рама». «Мессеры» сопровождают корректировщика, пока тот не засечет энное количество точек. А уже с восходом солнца начинается «рабочий день»; стаи «юнкерсов» крошат руины, огрызаются зенитки, слышатся; тяжелые вздохи артиллерийских залпов и среди них грозный говорок катюш.

Переправы работают днем и ночью. Прибрежная полоса напоминает главную улицу. Крутой берег скрывает ее, и потому она почти всегда оживленна. Разве только налеты авиации временно нарушают деловую суету тыла. Здесь много продовольственных летучек, санпунктов, штабов, складов с боеприпасами и разным военным снаряжением; здесь расположены огневые позиции нашей артиллерии.

Для юрких катеров никаких запретов здесь не существует. Они даже днем подплывают к берегу и выгружают ящики с патронами, гранатами, снарядами. Забрав раненых, они поспешно отчаливают.

Левый берег Волги для нас играет роль Большой земли. Там все: и тяжелая артиллерия, и аэродромы, и госпитали, и штаб фронта, и основные базы тыла.