Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка

Сто дней, сто ночей МЫ ОТСТУПАЕМ ПО ВЫЖЖЕННОЙ СОЛНЦЕМ степи. Далеко на востоке, у самого горизонта, плавает бурая туча. Семушкин говорит, что там Сталинград. Я ему верю, верю во всем, даже в мелочах. Если сложить мои лета и Подюкова, то почти получится возраст дяди Никиты: так зовут нашего старшего товарища — Семушкина.

И вот запылали на колченогих столах три сорокапятимиллиметровые «катюши», тускло освещая консервные банки, котелки, фляжки. В последнюю минуту приходит замполит в сопровождении фельдшера и повара Кости.

—   Здравия желаю, победители! — приветствует он.

—   Здражелаем, товарищ капитан! — вразнобой отвечаем мы.

С офицерами он здоровается за руку.

— Прошу, товарищи, занять места! — приглашает Федосов.

С шумом раздвигаются стулья, ящики, скамейки. Я сажусь в конце стола между Смураго и Семушкиным.

Костя с термосом в руках обходит стол, разливая по порожним банкам и кружкам водку.

—   Эге, твоя баночка триста граммов вместит, — добродушно ворчит он.

—   Константин Ермолаевич, плесни еще чуток, — просит дядя Никита.

Повар заглядывает в термос и доплескивает. Замполит что-то говорит на ухо командиру роты. Федосов кивает головой и, остановив глаза на мне, подзывает к себе.

—   Слушай, Быков...

—   Слушаю, товарищ старший лейтенант.

—   Сбегай в правое крыло, проверь посты.

—   Слушаюсь!

Мне немного обидно, что именно меня посылают. Вероятно, это заметил Федосов.

—   Не обижайся, Дмитрий, — ласково предупреждает он. — Это дело такое, другого не могу послать.

—   Я и не обижаюсь, товарищ старший лейтенант.

—   Ну и добре, беги. Так спокойнее будет.

—   Есть, — отвечаю я и, взяв автомат, ухожу. В дверях меня догоняет Семушкин.