Сто дней, сто ночей
МЫ ОТСТУПАЕМ ПО ВЫЖЖЕННОЙ СОЛНЦЕМ степи. Далеко на
востоке, у самого горизонта, плавает бурая туча. Семушкин говорит, что там
Сталинград. Я ему верю, верю во всем, даже в мелочах. Если сложить мои лета и
Подюкова, то почти получится возраст дяди Никиты: так зовут нашего старшего
товарища — Семушкина.
Рядовой Подюков Сергей Федорович,
— громко называет капитан.
Я собираюсь с духом и отвечаю:
—
Пал смертью храбрых.
—
Быков Дмитрий Петрович...
Я
вздрагиваю и, чтобы не тревожить Федосова, протискиваюсь между порогом и им.
Генерал
смотрит на мою забинтованную руку и спрашивает:
— Сколько
вам лет?
Я
растерянно хлопаю глазами и, как назло, не могу вспомнить своих лет.
—
Ну, так сколько же вам
исполнилось? — повторяет генерал.
—
Товарищ генерал, награжденный
Подюков был моим другом. У него, кроме бабушки, никого нет. Прошу вас награду
выслать ей, — неожиданно для себя выпаливаю я.
Генерал
сочувственно смотрит мне в глаза и в знак согласия кивает головой. Потом сует
мне в руку коробку и поздравляет.
Я иду к своему месту, ни на кого не глядя. Но
чувствую, что все улыбаются и смотрят на меня.
— Что
у тебя? — спрашивает Фрося.
Я
раскрываю коробочку и вижу серебристый кругляш медали «За отвагу».
Девушка нащупывает мою руку и жмет ее.
—
Ты что же, забыл, сколько тебе
лет?
—
Забыл, честное слово: вылетело из
головы.
Она
поджимает пухлые губки и прыскает в перчатки, которые держит в руке.
Федосов
получает орден Красной Звезды. Я вижу, как в круглых глазах его пляшут чертики
ликования. «Будет воображать теперь», — думаю я и сую коробку в карман шинели.
Мы
все трое едем на попутной машине. Старшину, который уехал в Ленинск, решили не
ждать. Фрося сидит
рядом со мной в кузове, командир роты устроился в кабине «студебеккера».
—
Тебе куда? — спрашиваю я девушку.
—
Известно куда, на переправу.
—
|