Баяндин А. Сто дней, сто ночей. Отчаянная.
Девушки нашего полка


Сто дней, сто ночей МЫ ОТСТУПАЕМ ПО ВЫЖЖЕННОЙ СОЛНЦЕМ степи. Далеко на востоке, у самого горизонта, плавает бурая туча. Семушкин говорит, что там Сталинград. Я ему верю, верю во всем, даже в мелочах. Если сложить мои лета и Подюкова, то почти получится возраст дяди Никиты: так зовут нашего старшего товарища — Семушкина.

Я свешиваю ногу и наступаю на труп. За мной вылезает Сережка, и мы все трое, включая Смураго, выбравшегося первым, принимаем Данилина. Последним выходит Бондаренко.

Не успеваем мы отползти на десяток метров, как за нами раздается мощный взрыв, выбрасывая в окна и двери кучи дробленого кирпича.

— Потолок взорвали, сволочи! — шепчет Смураго.

Мы не знаем, что ждет нас впереди, но каждый из нас благословляет судьбу. Минута промедления — и все мы были бы погребены под рухнувшим потолком.

К нашему счастью, ракеты не взлетают больше. Зачем? Ведь русские придавлены, уничтожены, как мыши. С ними покончено.

Миновав дом в виде буквы «Г», мы поднимаемся в полный рост. Данилин приходит в себя и начинает стонать.

— Братцы, бросьте. Я не могу... бросьте... бро... Промозглый ветер швыряет нам в лицо мокрую и мелкую снежную крупу. На свежем воздухе глаза еще больше слезятся. Мы спотыкаемся, снова бредем в ночи, навстречу зябкой белесой пороше.

Данилина подхватывают Ситников и Подюков. Втроем им легче. Иногда мы со Смураго останавливаем всю группу и идем вперед на разведку. Вот взорванный Данилиным колодец с солдатами, а вот и труба, у которой ранило старшего сержанта. Полнемца все еще лежит на краю люка. По-видимому, замену ему не нашли. Отсюда близок овраг, где наверняка есть наши. Впрочем, мы не раздумываем. Нам больше некуда идти, кроме как сюда, и мы идем.

Слева от нас остаются развалины трансформаторной будки.

Смураго уже опустился в овраг, когда следом за нами разорвалось несколько гранат. Кто-то охнул и упал. Описав дугу, над нами повисла ракета. Нас точно смело на дно оврага. А навстречу уже неслось строгое «Кто идет?» Мы забыли обо всем на свете и хором завопили: «Свои-и, свои, свои!»

Когда немного приходим в себя, не досчитываемся Доронина. В самую последнюю минуту он зацепился обмоткой за колючую проволоку и отстал.

   Откуда вы явились? — спрашивает часовой.

   С того света, парень, — отвечает Смураго.

   Похоже, — соглашается боец.

Данилин теряет сознание и бредит: «Браток, не надо, брось, я сам... сколько их... не одолеешь... я сейчас...» Бондаренко подзывает меня и тихо говорит:

— Нехорошо как-то оставлять товарища. Проверить бы надо...

Я беру Сережку, и мы ползем обратно.

   Куда вы? — торопливо спрашивает часовой.

  

 

Пермь: Пермское книжное издательство, 1966.